Рецензия на сборник рассказов "Самоубийцы и другие шутники". Александр Чанцев, Literratura

КОНСЕРВАЦИЯ И ЕСТЬ ЛЮБОВЬ

Евгений Чижов. Самоубийцы и другие шутники. М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2024. 252 с.

Евгений Чижов – человек, кажется, частный и тихий. Между тем, один из самых титулованных и премированных. И книги, слава богам литературы (есть, кстати, во Вьетнаме такой храм), выходят регулярно. Не менее регулярно Чижов в них делает реконструкции времени не только со всеми его приметами, но и – вообще мыслит в своем письме о природе времени. Первое – это «Перевод с подстрочника» и «Тёмное прошлое человека будущего», а второе – это «Собиратель рая», где вообще о сохранении времени. Время вывихнуто, вышло из пазов, рассыпалось под ногами – как его собрать?

Начинается же книга примерно с тех времен, на которых закончился роман Смирнова фон Рауха. 80-е, время страны под названием СССР подходит к концу, об этом никто не догадывается, но что-то такое висит в воздухе, добавляет тревожные нотки к цайтгасту. Как перед грозой. Первый рассказ «Автостоп – 1984» – где-то между кино-дилогией «Шапито-шоу» и русским Керуаком. Подхипповывающий студент отправляется в странствие по стране. Прибалтика, Белоруссия, Украина… Громоздкое слово «подхиповывающий» тут уместно – и он не полностью в «системе», и он такой же наблюдатель, каких будет здесь много. О(т)странение удваивается за счет диалога с ним автора с высоты/глубины/поверхности своих лет, дескать, что ж ты делаешь, она тебя бросит и будет больно, зачем ты пробуешь те вещества, что пробуешь, ты не слышал об овердозе. Но он хочет попробовать не столько даже свободу, сколько – разные пути, их возможность и запараллеленность (ты хочешь быть одновременно хиппи и студентом юрфака, нудит «душнила», как сейчас бы сказали, пожилой рассказчик). А он действительно хочет. 

Будут дальше и бросания, и эти самые овердозы («Алина. Памяти 90-х»). Темы вообще рифмуются, перекликиваются, как потерявшаяся было героиня рассказа «Последний» со своим провожатым в дальнем лесу. Только в роли Вергилия – деревенский бобыль, убийца и сиделец. В роли ведомого Данте же – женщина, что смертельно устала от людей, семьи, всех и всего, каждый год мечтает вырваться летом на дачу в одиночество, сейчас же конкретно мечтает, чтобы ее грибной гид ее зарезал.

Рифмуется и это. В рассказе «Боль» – написанном о самых последних наших исторических событиях, тем и самый уязвимый, – присутствует еще один бобыль. Летом в старом доме предков, а особенно зимой, когда все дачники уезжают, остается пара домов и тишина. Он поселился туда что-то сочинять, но постепенно понял, что это и не нужно, не может никак сравниться с этой тишиной, с этими деревьями, их движениями в танце ветра… «Чем больше он вглядывался в жизнь деревьев, кошек и птиц, в смену освещения, маневры облаков и неслышное скольжение теней, тем менее нужными и даже просто нелепыми представлялись ему его усилия добавить что-то свое, искусственно сконструированное, к этому безупречному, в мельчайших деталях согласованному миру».

И сама структура рассказа блестяще демонстрирует, что ни жизни, ни попыткам ее изменения, ни ее фиксации невозможно конкурировать с этой великой тишиной природы. Герой «Боли» непрерывно смотрит новости о войне – и утрачивает способность ощущать физическую боль. Вернувшийся с войны его сосед и друг детства, наоборот, непрерывно страдает от боли после ранения – и от ПТСР. И впоследствии – нарочно ли, случайно ли – убивает героя. Дисгармония людей так видна на фоне того, что просто за окном. 

Боль буквально царит в соседнем рассказе «Ревность» о буднях в больнице случайных людей («напрасно случившихся» в чьей-то жизни, как сказано в другом рассказе). Тишина – в еще одной одинокой деревне-даче в «Последнем». К людям – не тянет, они – отталкивают: «А к кому меня должно тянуть? К этим, что ли, что на лето приезжают? С машинами своими, бабами, детьми, газонокосилками? Да я жду не дождусь, когда снова осень, потом зима, и духу ихнего тут не останется! Снова тишина, снег, как будто и не было никого. Зимой тут, я бы сказал, земля от людей отдыхает. Ей ведь тоже отдых нужен. А я, бывает, иду зимой по полю на лыжах, и оттого, что ни души кругом, прямо петь хочется. Я и пою иногда, во весь голос. А что мне? Все равно никто не слышит» [4]. 

Тянет – к прошлому. Ведь мы, как сказано Чижовым, состоим из него на 95 % [5]. Даже скорее к людям из прошлого. Вот и еще один одиночка из «Алины» влюблен в нее, в нее времен давнего сквота, молодых художников и их безумных экспериментов. Она не изменилась, более того, привозит ему, возникнув из прошлого внезапно, как ассоциация-воспоминания, некий наркотик памяти. И он хочет нырнуть – в воспоминания и прошлое больше, чем в сам наркотик. Герои эти, выходит, законсервировались даже не в прошлом, но в своем стремлении вспять? Как у Цветаевой, про идущих вперед с вывернутыми назад головами?

В этом прошлом, впрочем, была любовь. Сейчас она – как муха в янтаре или же в старой склянке из-под духов. «Она видела, что муж беспокоится о ней и заботится, как может, но уж лучше бы он этого не делал, потому что любая его забота была настолько неловкой и неуместной, будто, прожив с ней больше десяти лет, он все эти годы принимал ее за совсем другого человека. Он дарил ей украшения, которые ей не шли, и духи, которые она не выносила, и Мария всякий раз устало удивлялась его способности к безупречно неверному выбору, худшему из возможных. Может, она и любила эти духи десять лет назад, когда они только познакомились, но с тех пор ее вкусы изменились так, что она даже не могла толком вспомнить себя тогдашнюю, а муж будто законсервировался в том первом году их совместной жизни, и хотя она догадывалась, что эта консервация и есть его любовь, все равно не могла себя заставить увидеть в ней ничего, кроме слепоты и тупости…»

Или же героев тянет к себе самому тогдашнему, прошлому и прошедшему? Тому, что мчался тем хипповским автостопом по стране, которой тоже нет? 

«Страна которой нет» – так сейчас называется в меру гламурный ресторан от модного ресторатора в самом центре Москвы, между Кремлем и Большим театром, напротив Думы.

_______________

4. Как мы помним, «самым непроизвольным выражением страсти или, как говорил тот же Гегель, внутренней жизни субъекта является пение, дело ясное». Лаку-Лабарт Ф. Musica Ficta (Фигуры Вагнера) / Пер. с фр. Е. Лапицкого. СПб.: Аксиома; Азбука, 1999. С. 34. 
5. Чижов Е. «Мы на 95% состоим из прошлого». Интервью Е. Апполонову // Юность. 2021. 17 февраля (https://unost.org/authors/egor-appolonov/evgenij-chizhov-my-na-95-sostoim-iz-proshlogo/).

Источник: https://literratura.org/issue_criticism/5503-aleksandr-chancev-bezuprechno-nevernyy-vybor.html